Что ждет Россию завтра? Какой она должна стать, чтобы выстоять на сегодняшнем шквалистом ветру? В чем Екатерине Великой было проще, чем Путину? Правда ли, что «за Севастополем земли нет»? Что омрачает радость обретения Родины и зачем нас втравливают в новую гражданскую войну?
Ответам на эти вопросы посвящено интервью с заведующим кафедрой «Исторические, философские и социальные науки» СевГУ, доктором политических наук Александром Ирхиным. Человек, которого не волнует судьба страны, в которой он живёт, подобен человеку, равнодушно взирающему на подбирающийся к его дому пожар. Поэтому наш с Александром Анатольевичем разговор, начавшийся с прошедших в СевГУ в последней декаде апреля «Потемкинских чтений», быстро вышел за узкие рамки конкретного события. По мнению ученого, сравнение эпохи Екатерины II с сегодняшним днем не просто интересно, но и помогает многое понять. – И тогда, и сейчас Россия стояла и стоит перед вопросами интеграции Крыма. Анализируя действия Екатерины II на протяжении примерно десятилетия, мы видим и отличия, и схожие с сегодняшним днем моменты. Но у императрицы было важное преимущество, которого у Путина нет, – считает Ирхин. – Интеграция Крыма при Екатерине происходила в тот момент, когда всеми континентальными делами занимались Пруссия и Австрия, а самые великие на тот момент державы, главные конкуренты России – Англия и Франция – бились за мировое господство главным образом за пределами Евразии. – Именно о внутренних проблемах и хотелось бы поговорить в первую очередь. Нет ли у вас ощущения, что они более серьезны, чем казалось три года назад? Не покидает чувство, что Крым и Севастополь — это все-таки немного другая страна, чем материковая Россия. – Ну, Россия слишком большая, чтобы быть однородной. Южнорусский человек отличается от русского, который живет на Дальнем Востоке, и лингвистически, и ментально, и культурно, и политическая матрица будет совсем иной. Что касается Севастополя, я долгое время наблюдал за происходящими здесь процессами со стороны и могу сказать, что Севастополь формировал значительно больший запрос на «русскость», чем тот, на который могла на протяжении многих лет ответить российская элита. И это был крайне неудобный для элиты запрос. Я видел многих людей, которые сюда приезжали, проводили собрания в Доме офицеров и уезжали обескураженные: им задавали множество вопросов, на которые они ответить не могли. Не мной первым сказано, что Севастополь, наверное, был даже более российским городом, чем многие регионы в самой России. И до 2014 года он со своим суперроссийским менталитетом был страны очень неудобен. Но потом благодаря этому менталитету удалось взять под контроль и Крым, по которому из-за национального фактора, скажем так, были вопросы. Сегодня проблема заключается в том, что ожидания крымчан, особенно социальные, были значительно выше того, что они впоследствии получили. Поэтому определенное разочарование сейчас прослеживается. Патриотизм съедается бытовухой – Высокие ожидания, тем более формирующиеся на продолжении длительного времени, не могут не привести к определенному разочарованию. К тому же люди расстались, по сути, с Советским Союзом, а вернулись в современную Россию со всеми ее плюсами и минусами, со всеми противоречиями. – Это так. Но сказывается и усталость, связанная с невозможностью решить самые насущные, бытовые вопросы. Примеров масса, в том числе связанных с переоформлением документов. Создали, например, МФЦ, которые с трудом работают или гоняют людей по длинному кругу, через департамент по имущественным и земельным отношениям города, который завален бумагами и тоже не справляется с бумагопотоком. Регламенты были автоматически перенесены с остальной России на нашу почву — нате и действуйте. А регламентом предусмотрен набор справок, которые народ просто не может достать. Все это настолько утяжеляет процесс интеграции, что, в конце концов, начинает работать против неё. Отсюда и социальное разочарование, и не только в самих стандартах. Это бездумное, автоматическое их перенесение в условиях, по сути, прецедентного права – огромный социальный раздражитель. – А не могли бы вы привести конкретные примеры? Спрашиваю не для того, чтобы вас опровергнуть — российское законодательство и наша приверженность к справкам действительно способны человека неподготовленного огорошить. Но я не совсем понимаю, как можно было действовать иначе, чем действуют севастопольские чиновники. – Нужно понимать, что здесь 23 года существовало другое юридическое поле, и российские регламенты переносить сюда с поправками на условия, существующие в Севастополе. Я знаю множество примеров, когда людей, желающих приватизировать жилье, заставляли взять справки с 1991 года. В том числе и тех, кто жил на материковой Украине. Достать эти справки люди просто не могут, но чиновники не верят даже военному билету – нужно поехать на Украину и получить там справку по месту своей прежней службы. Представляете, да — получить такую бумагу в военной части в условиях конфликта? Ребята, вы о чём? Как вы себе представляете? В результате радость возвращения в Россию просто разбивается о быт, о нерешенность многих социальных проблем, которые ставят людей в тупик. – С этим трудно не согласиться, но это, к сожалению, не единственная проблема, если уж мы заговорили о завышенных ожиданиях. На мой взгляд, в Севастополе присутствует определенный эгоизм, не желая учитывать проблемы, с которыми столкнулась сегодня вся Россия. Читая комментарии в духе «а почему у нас до сих пор то и это не построено», хочется отправить людей в круиз по России — от Новгородчины до Камчатки, но без посещения столиц, с которыми севастопольцы почему-то привыкли сравнивать свой город. – Это компенсаторика. Процесс интеграции идет параллельно с процессом перераспределения социально-политических, коммерческих и других ресурсов, и это тоже порождает социально-экономическую нестабильность и включает компенсаторику. Люди начинают выражать недовольство, апеллировать к тем годам при Украине, когда все работало в устоявшемся режиме, когда каждый занимал свою должность, каждый на своей веточке пел. Сейчас, конечно, сравнение с Украиной не ее пользу. Возвращение невозможно – Украина сама сделала для этого все, объявив блокаду Крыма. Некомфортной для многих является и та этнополитическая ситуация, которая там сложилась и из-за которой многие жители Украины уехали оттуда в полную социальную неизвестность. Все это, безусловно, сдерживает появившиеся обиды, в том числе и за карьерные срывы. – Такие процессы всегда болезненны, хотя в комментариях читателей часто слышится и другое: что перемены саботируют оставшиеся с украинских времен чиновники. Но я не об этом. Буквально на днях слышала в маршрутке очередной разговор о том, что в Москве люди получают по 100 тысяч (что не соответствует средней зарплате даже в Москве, не говоря уже о Твери или Иркутске), а Севастополь, как всегда, обижен. В то же время в материковой России, особенно в столицах, многие недовольны, что Крым лег на плечи россиян тяжелым грузом и привел к снижению уровня жизни. И я очень боюсь, что этот обоюдный эгоизм просто разорвет страну. – Да, России сейчас очень тяжело — тут и санкции, и подмороженный конфликт на Украине, и Сирия. Нагрузка на российский государственный организм чрезвычайно высокая. В таких условиях патриотизм особенно важен, и он никуда не ушел. Но он съедается этой бытовухой, о которой я говорил. Что касается финансовой составляющей («на все нужны деньги, а где их взять»), то нельзя обойти стороной вопрос распределения национального богатства. Проблема эта кричащая: абсолютное меньшинство владеет большей частью национального валового продукта. В Западной Европе не так, и видны механизмы, благодаря которым не так — например, прогрессивная шкала налогообложения. Наша же главная проблема как раз в том, что меньшинство конвертирует ресурсы, которых недостает всей остальной России, чтобы стать подлинно великой державой, в западные, по сути, враждебные нам банковские системы. И тем самым накачивает ресурсами не просто наших соперников, но и прямых врагов. Вот эти механизмы необходимо менять, как и ресурсное обеспечение нашей экономики: не может наш Центральный Банк являться филиалом федеральной резервной системы США и посредством прямых и опосредованных операций оплачивать американские «Томагавки». И я очень надеюсь, что Президенту удастся это сделать. Россия без проектности жить не может – О необходимости перемен говорится очень давно, и казалось даже, что возвращение Севастополя и Крыма что-то изменит не только в их жизни, но и в жизни всей России. Что оно заставит всех вспомнить об ответственности перед страной… – Я тоже этого ждал, но не хватило критической массы. – И каков ваш прогноз на будущее, которое в последнее время представляется особенно тревожным? – В 2008 году я читал массу интересных американских экспертных материалов, в том числе закрытых. Среди них было исследование Стратфора (это американское частное разведывательно-аналитическое управление, директор Джордж Фриман) под названием «Мир-2030». В 2008 году коллектив этой американской мозговой корпорации сделал прогноз: США придется потерять Украину. Произойдет это, пишут они, в том числе из-за того, что антироссийский проект слишком дорого обходится западной экономике. Украина — это затратное машиностроение, которое имеет социальное измерение и которое нужно поддерживать. Россия в силу архаических цепочек еще может это делать, а для Запада это слишком дорого, поэтому отдадим Украину. – Но в том сценарии, о котором вы говорите, Украину потеряли как раз США. Или вы имеете в виду втягивание нас в противостояние в Западом? – Посмотрите, какой веер возможностей США получают через Крым в Евразии. Полное замораживание процессов евразийской интеграции, зашкаливающие антироссийские настроения на территории Украины, катализатор процессов в Белоруссии, да и на всем остальном постсоветском пространстве, торпедирование руками России одного из вариантов «китайского шелкового пути», через который китайские товары проходили бы в Европу. Получается, что американцы через Крым столкнули геополитические интересы России с геоэкономическими интересами Китая. Кстати, Китай до сих пор официально признает Крым украинским. И это тоже фактор, который со счетов не сбросишь, хотя он глубоко спрятан. Но самое главное — что на антироссийской основе американцам удалось восстановить единство Запада, который до этого был расколот. – Все это звучит запредельно мрачно. – То, что мы в определённом смысле проигрываем, – следствие нашей экономической модели. Нет ресурсов, нет планирования. Необходима революция сверху, нужны механизмы отбора элиты и проект развития России. Почему запрещённое в России ИГИЛ, которое, казалось бы, должно восприниматься совершенно однозначно, внезапно становится привлекательным для нашей молодежи? Именно они, а не наши пользующиеся дешевыми технологиями оппозиционеры. Потому что у них есть проектность, они — своего рода большевики Ближнего и Среднего Востока. В России проектность была и до большевиков: Екатерина Вторая и ее греческий проект, идеология Николая Первого – единение государя, церкви и державы, Москва – третий Рим и так далее. Без проектности Россия жить не может – она начинает существовать и медленно погибать. Жирные коты начитают объединяться с народом – В этом смысле Крым и Севастополь тоже дали надежду на обретение како го- то нового смысла. – Да, Крым и Севастополь отчасти вернули России цивилизационную идентичность. Это был первый на постсоветском пространстве пример, когда пророссийские движения получили какое-то развитие в реальной, а не эмоциональной политике. И я очень надеялся, что эта инерция получит развитие. Но она была заморожена. – Давайте вернемся к прогнозу на будущее, каким бы мрачным он ни был. – К сожалению, сегодня мы наблюдаем созревание условий для цветной революции в России. До этого их не было. Главных условий четыре: внешний субъект, разделенность элит, социальная неудовлетворенность и изоляция элитами президента. Используя разделенность элит и социальную неудовлетворенность, жирные коты начинают объединяться с народом. И если это произойдет, президенту будет очень тяжело. Поэтому его задача – открыть социальные лифты, обновить элиты, которые сейчас полностью закрыты, и наладить непосредственную связь с народом. Если такая связь есть, никакая цветная революция невозможна. – Для этого нужны огромные усилия и очень энергичные меры. – Система должна меняться. Заслуга президента — что он выжал из неё все, чтобы было можно, чтобы она получала максимальный коэффициент для развития в той ситуации, в которой оказалась постсоветская Россия. Но сама эта система развития не предполагает. В этом проблема. Если экономический блок правительства дает прогноз экономического роста в рамках статистической погрешности, понятно, что ни о каком развитии речь не идет. – На ваш взгляд, объединение жирных котов с народом уже идет? И не продукт ли такого объединения Алексей Навальный? – Да, конечно. Существование Навального как проекта ярко свидетельствует о разделенности элиты, часть которой это движение поддерживает. Если бы этой поддержки не было, не было бы и Навального. И Крым этот процесс разделения катализировал и значительно ускорил, потому что часть элиты попала под санкции, потеряла бизнес и возможность выезжать за рубеж. Хотя они и кричат «Ура, Россия», причём даже те, кто вчера ходил с либеральными лозунгами. Столько патриотов сразу появилось! – Когда патриотизм становится привлекателен потому, что выгоден – это, на мой взгляд, просто ужасно. – Он сегодня используется как ресурс, который пытаются противопоставить механизмам цветной революции и социальному протесту. Но это очень нерачительное использование ресурса патриотизма, который быстро загорается, но без подпитки быстро сгорает. И, конечно, патриотизм не должен быть наносным. Если не обращаться с ним бережно, он может обратиться в свою противоположность, а этого допустить нельзя. – А еще он не должен быть принудительным и навязчивым. В Севастополе, на взгляд, с этим перебарщивают. Не скажу, что все и повсюду, но приходилось бывать на мероприятиях, в том числе и молодежных, перед которыми, кроме гимнов России и Севастополя, звучит еще пара-тройка песен на тему «Бог спасет Россию». Ничего, кроме отторжения, это, на мой взгляд, вызвать не может. Но давайте вернемся к Навальному. Имеет ли этот проект шансы на успех? – Навальный – это часть механизма, продукт технологий, которые сегодня применяются. Может быть, даже не основная часть, но один из весомых элементов. Наблюдая за ним с начала его активности, мы видим, как эти технологии меняются и ужесточаются. По сути, цветные революции сегодня перестали быть бархатными и стали силовыми – это можно увидеть даже на примере десяти лет, прошедших между первым и вторым Майданами. Покоя нам никто не даст – Использование в таких проектах молодежи с её естественным стремлением к переменам – один из тяжелейших моментов. Что делать, чтобы это стремление шло в нормальном русле и перемены были не разрушительными, а созидательными? – Как бы мы ни занимали школьников и студентов в рамках нашей молодежной политики, они должны видеть социальную перспективу. Если они её увидят, если у них будет качественное образование и возможность реализоваться, то и предпосылок для цветных революций, наверное, не будет. А Навальный, еще раз повторю, – один из элементов общего механизма. Посмотрите, что сейчас происходит — по сути, в течение последних месяцев Россию втягивают в гражданскую войну. И это носит системный характер: страну расшатывают с разных флангов. Здесь выступление, там теракт. Здесь дальнобойщики, там нападение на ФСБ. Так стая гиен нападает на льва: они не сильные, но их много, и они не дают передышки. Поэтому в какой-то момент количество ран может стать критичным. – Я бы добавила еще разномастные идиотские инициативы, призванные перессорить людей друг с другом. В последнее время им числа нет — тут и передача Исаакия, и постоянные конфликты из-за строительства храмов на важных для людей площадках, и снос пятиэтажек, и законодательные инициативы, которые нормальный человек на трезвую голову придумать не мог бы. Это не из той же оперы? – Конечно – управленческие решения, которые формируют конфликт, дополняют картину. В частности, активно разогревается конфликт между «белой» и «красной» Россией. Гражданская война уже давно закончилась, зачем вытаскивать на свет Божий и заново разыгрывать эти противоречия? Причем часто за этим стоят государственные деятели, депутаты Госдумы. Уму не постижимо — зачем вы втаскиваете Россию в новую гражданскую войну на старых смыслах? Либо их используют, и они этого не видят, либо просто не понимают, что делают и как их действия могут аукнуться. Это очень ущербно для будущего России. Что нам делать – Остается лишь надеяться, что решения, о которых вы говорите, будут приняты. Ну а нам-то что делать, кроме как молиться об этом? – Честно и качественно делать свою работу на своем месте. Не поддаваться на провокации, не втягиваться в коррупционные схемы, когда они предлагаются. Все мы хотим жить в большой и сильной России, вести достойную жизнь, знать, что в стране существует справедливость. А для этого очень важно не изменять своим принципам и исходить не из политической конъюнктуры, а из истинных национальных интересов. – Я согласна с вашей оценкой Болонской системы, но значительная часть читателей наверняка поморщится и скажет, что мир становится все более глобальным, и только мы опять пытаемся пойти «своим путем». – Система специалитета — не советская, как думают многие, а немецкая, адаптированная под нас. Что касается глобализации, во всем мире как раз идет процесс национализации элит. То есть будущий мир — это мир новых империй. Глобализацию ждет либо крах, либо пауза на 10-20 лет. Нам в этой обстановке важно сделать правильный выбор, и я очень надеюсь, что Россия его сделает. Я аплодирую президенту за его внешнюю политику, за его искусство айкидо, благодаря которому он с минимальными ресурсами пытается играть в большую игру. Но все внешние условия сейчас сформированы так, что дают возможность перейти к более национально ориентированному развитию России. Таких условий не было ни пять, ни даже два года назад. Мы можем найти правильные механизмы развития России. Не медленной и комфортной смерти, а развития. – Этой красивой фразой хорошо бы разговор и закончить, но все-таки хочется спросить и о ваших пожеланиях севастопольским властям. – Это очень трудный вопрос, потому что Севастополь тяжело воспринимает варягов. Существует даже поговорка – за Севастополем земли нет. Этому тоже есть и историческое, и политическое, и географическое объяснение. Изолированный город, население которого дважды за сто лет уничтожалось практически полностью, особый военно-морской менталитет. Да, любой варяг здесь изначально попадает в тяжелую ситуацию. Поэтому у него должна быть профессиональная, сильная команда, причем та команда, которая способна найти общий язык с довольно влиятельными местными элитами. Меняйло это сделать не удалось. Беседовала Ольга Смирнова |